– Серьезно? – удивился Стежень.
– Ну! Мы ж теперь европейцы. Нам озерная водичка грязная и невкусная! Мы, бля…
– Не ёрничай! – оборвал друга Стежень.– Зависть тебе не к лицу.
– И то правда. Слушай, Глеб, после завтрака брякнул бы ты моему зятьку на трубу, беспокоюсь я что-то…
Однако и звонок по спутниковому ничего не дал. Теперь уже обеспокоился и Стежень. Попробовал связаться с Игоевым, но того не оказалось ни дома, ни в офисе. Сотовый тоже не отзывался. За неимением лучшего Глеб отправил Игоеву факс, продублировал запиской по e-mail, после чего спустился вниз, к охранникам.
Вахту нес «Иванов». Его напарник спал.
– Мы уезжаем,– негромко сказал Глеб.
«Иванов» кивнул: понял.
Перед отъездом Стежень сделал последнюю попытку, но оба телефона не отвечали. Определенно что-то стряслось. Обычный телефон мог и не работать, бывает. Но Шведов – не Игоев. Он без своей трубы шагу не ступит…
– Я тоже очень хочу помочь тебе вспомнить,– произнес Виктор, притянув Марину к себе. Его губы скользнули по ее шее.– Может, немножко любви вылечит твою амнезию?
– Нет, не нужно, пожалуйста… – Марина попыталась отстранить его.– Подожди! Память ни при чем… Просто у меня все болит, понимаешь, и месячные…
Шведов прижался щекой к ее щеке, мокрой… И сразу ее отпустил.
– Ладно,– сказал он сухо.– Не плачь. Поправляйся. Если что – я у себя.
Марина кивнула, глотая слезы.
Дверь закрылась, и женщина упала ничком на огромную кровать, зарылась лицом в шелковое покрывало.
Что же это за напасть такая? Почему ее муж – совершенно чужой? Почему она не помнит ни его прикосновений, ни его запаха? Почему она здесь? Зачем она вообще приехала в этот роскошный дом? Глеб…
Тр-р-ра-т-т-т! …
Звук, похожий на звук рвущейся ткани. Марина не сразу поняла, что это выстрелы. Она вскочила – на шелке осталось темное влажное пятно,– подбежала к эркеру.
Внизу, во дворе, очень быстро, как насекомые, перебегали какие-то люди. Вот один из них упал, загремели выстрелы, а человек уже вскочил на ноги и устремился дальше. Очень быстро, какие-то секунды – и двор опустел. И выстрелы загремели внизу, на первом этаже. Лязг, звон, грохот. Марина шарахнулась от окна.
«Там охрана»,– подумала Марина.
Снова выстрелы. В соседней комнате что-то кричит Шведов.
Грохот каблуков вверх по лестнице, отрывистые возгласы.
Бах! Бах! Бах!..– за стенкой. Вскрик. Бах! Бах! – и злобная оглушительная автоматная трещотка. Удар о стену, звон разбивающегося внизу, под стеной, стекла.
«Надо спрятаться…» – вяло подумала Марина, но тут ее дверь с хрустом вывернулась из петель, в комнату влетел человек, покатился по полу прямо к ее ногам, подцепил ее за щиколотку. Вскрикнув, женщина опрокинулась на кровать, а человек, наоборот, вскочил на ноги. Воняющий порохом ствол уперся ей в щеку. Марина увидела отрешенное лицо убийцы – далеко-далеко – и совсем близко, на спусковом крючке, согнутый палец с грязным ногтем… Время как будто совсем остановилось. Марина чувствовала кожей горячую обжигающую сталь, но боль ее не беспокоила. Она смотрела на палец и ждала, когда он шевельнется…
– Черт! – выругался Стежень.– Все! Завтра покупаю джип!
Двигатель «Нивы» истошно взвыл, машина кое-как выкарабкалась из песка, передние колеса зацепили грунт, машина подпрыгнула, Грошний ударился головой, но промолчал.
По его мнению, срезать не имело смысла. Весь выигрыш расстояния они растеряли на скверной дороге. А поторопиться следовало.
«Ниву» болтало, как лодку в шестибалльный шторм. Деревья так и мелькали. Но скорость не поднималась выше шестидесяти.
Оп-па! Лес остался позади, машина нырнула вниз и вынырнула уже на шоссе. Наконец можно было разогнаться, но уже не было смысла. Через триста метров – поворот к озеру, а там и цель.
Грошний никогда не был на даче Шведова. Не то чтобы не приглашали… Не хотелось. Еще поворот. Вот это дорога. Не хуже европейских. И домик в конце – тоже. Ни хрена себе дачка!
– Ах ты… – выругался Стежень, крутанул руль, машина подпрыгнула, наехав на что-то левыми колесами.
Грошний отвлекся от созерцания приближающегося особняка, привстал, оглянулся… Ёш твою! Поперек черной гладкой полосы в луже крови лежал человек. Когда Дмитрий снова посмотрел вперед, они уже въезжали в брошенные нараспашку ворота. Хорошие ворота, крепкие, вот только не помогли. Будочка охранника тоже нараспашку. Сам охранник – наповал. А десятью метрами левее – изрешеченный пулями «чероки». И еще два трупа.
Сбросив скорость, Стежень подрулил прямо к дому, затормозил рядом с белым, совершенно целым «мерсом» и выскочил из машины. Грошний немного замешкался, доставал свой газовик, хотя уже понял: его немецкая прыскалка здесь не играет. Тут работают куда более опасные игрушки. Следом за Стежнем взбежал вверх по лестнице и оказался в холле. Россыпи гильз, осколки витражей, труп охранника, повисший на перилах галереи. Роскошный, под старину, камин обгрызен пулями. Второй охранник, вероятно, попытался укрыться за мраморным выступом, но неудачно. Мертв.
Стежень уже взбегал наверх. Еще один труп. И четвертый. Дверь, прошитая очередью. Еще одна, нараспашку…
Виктор Шведов лежал на полу. Когда-то белая рубашка стала красной от крови. В правой руке – пистолет. Затвор в заднем положении – Шведов отстреливался до последнего. Раздавленный телефон – рядом на ковре. Не везет нынче шредовским трубкам. И хозяину тоже.
Пока Грошний разглядывал убитого родственника, Стежень успел осмотреть оставшиеся комнаты, вернулся, мрачный, но не настолько мрачный, как если бы…