Слепой Орфей - Страница 67

Не утро, не вечер. День. А солнца не было. И не должно быть. Как и неба. Настороженный лес, готовый сомкнуться и пожрать чужака. Бурая дорога, способная обернуться бездонной пропастью…

«Только способ сборки иллюзии,– сказал себе Глеб.– Я могу бежать вечно, но бежать – глупо».

Бегущий человек поднял голову, посмотрел вперед… и увидел.

Мгновенный бросок, полет, перенос… Дорога, выгнувшаяся вверх тускло-ржавой гусеницей, серый холм, серый камень, серый замшелый камень стен над затхлой водой. Взгляд, поймавший трещину наверху, еще более стремительный полет над черной мертвой водой, расширившаяся до невероятных размеров щель, нет, расщелина, скольжение вдоль замшелого камня (мох, торчащий высокой густой щеткой), снова полет, мелькание чего-то далеко внизу, площадка, нет, площадь, обрывающаяся прямо в бездну, огромные ржавые колонны (мимо них), тень, густая и страшная… а-ах!

Мир стремительно уменьшился, ноги в мягких сапогах пружиня ударили в пол, подняв фонтанчики пыли.

«Способ сборки… Ищи, Стежень! Ищи, ты знаешь, кого искать? – Нет, не знаю! – Знаешь!»

Движение короткими, в пять-шесть шагов, бросками. От арки к арке. Прозрачные занавесы, прозрачные, как паутина. За ними – тьма и страх. Вечная тьма и вечный страх. Где-то далеко, в огненном сердце,– обитель соперника. Но сейчас там пусто. Хозяина нет. (Странствует, изгнан, охотится?) Пустота, тьма и… бессловесный шепот:

«Ты, можешь поселиться здесь (Не здесь, а там!). Ты можешь…»

«Я пришел сюда не за этим! Я пришел за ней!»

Шепот:

«Она твоя. Она – и тысячи других. Они все – твои. Эти и все, кого ты захочешь…»

Ярость! Стежень прыгает, рвет ближайший занавес, рвет тьму и… НЕТ! Он отшатывается, смахивает с себя липнущие клочья, бежит, спотыкается, снова бежит… А-ах!

Глеб сидит на полу и размахивает коротким кривым ножом. И плачет.

«Только способ сборки, Стежень!»

Он прячет нож, развязывает сумку и вынимает маленький круглый предмет. На нем – лицо женщины. Миниатюра. Желтые волосы, розовые щеки, алые губы… Здесь не бывает таких цветов. Глеб плачет, но уже не от отчаянья – от счастья. И встает. И расправляет плечи. И медленно поворачивается. И взглядом сердца пронзает тысячелетние камни. И идет.

ОН ЗНАЕТ!

Паутина-завеса скукоживается, расползается, осыпается трухой. Каменный желоб. Запах копоти. Неровные плоскости стен сходятся над головой и под ногами.

Она лежит в щели, и тело ее белеет во тьме. Белеет лицо, плечи, груди…

Глеб наклоняется. Губы, ее холодны и мертвы. На них пыль… Глеб берет окаменевшее лицо в теплые ладони, он прикасается к неподвижным губам и чувствует языком пыль и прах. Пыль и прах… В груди отчаянно и тонко кричит птица.

«Иллюзия, Стежень. Только способ сборки!»

Глеб разжимает ладони, делает шаг назад, медленно расправляет сеть… и выпускает птицу на волю!

Ах, как она кричит! Как она рвется вверх, прочь! Глеб осязает ее ужас, но только туже затягивает сеть. Туже, еще туже!

Она больше не пробует вырваться, только смотрит огромными влажными синими глазами. И эта влага и синева значат больше, чем тысяча правильных слов.

Глеб вскидывает ее на плечо и бежит, мерно, враскачку, как никогда не бегал |та|. Он бежит вверх, по коридорам, по лестницам, пока камень не обрывается в пропасть. Тогда он просто отталкивается от камня и летит. Над камнем, над черной водой, над бурой дорогой.

Неужели он просто так нас отпустит? Неужели отпустит?

Свобода пугает больше, чем испугало бы появление Врага.

Но освобожденная птица парит надо мной и кажется больше, чем весь этот проклятый мир. Свобода…

– Глеб!

Я с трудом открываю глаза, вижу Кира и снова смыкаю веки. Сил не осталось даже на то, чтобы смотреть.

– Глеб! Она умирает!

О Господи!

Я снова открываю глаза, пытаюсь встать и снова плюхаюсь на лежак. (Операционная? Как я здесь оказался?)

– Помоги же!

Кирилл подхватил меня под мышки, поставил на ноги. Нет, поставил – громко сказано, скорее, водрузил. Но я смог оглядеться и обнаружил, что она – тоже здесь. Спокойно, Стежень! Кое-как перебирая ногами (ходьбой это назвать нельзя), я добрался до холодильника, вынул из бюкса заранее заправленный шприц и попытался сделать себе инъекцию. Кирилл перехватил мою трясущуюся руку, закатал рукав и довольно ловко поймал вену. Надо же, не знал, что у него подобные навыки.

Полегчало практически мгновенно. Мощная штука. Ну, поехали! Я принялся подключать свой могучий арсенал. Зонды, датчики, иглы… Температура тела – восемнадцать. Экспресс-анализы… Компьютерный анализ… Рекомендации… «Список органов, пригодных для трансплантации…» С расценками. Американский юмор! Выблядки! Кровь… Физраствор… Принудительная циркуляция… Искусственная почка… Кислород… Нет, Кир, не этот, соседний… Анализы… Кровь… Восемнадцать литров. Хватит, с запасом. Состав… График… Химия… Термостат… Кир, вторая коррекция!.. Катетер… Анализ… Температура кожи – двадцать два градуса, ректальная – двадцать четыре. Мало! Кир, еще на два деления! Так, теперь посмотрим. Чертовы перчатки, ни хрена не чувствую. Спасибо, Кир! Ага, теперь порядок!

Я закрываю глаза и очень медленно перемещаю ладони. Поля нет, пустая оболочка. Очень трудно… Ага, вот он, позвонок… Канал вроде цел, без смещения… Физраствор… Мертвая вода… «Окропил мертвой водой – и зажили все раны…» Как раньше было просто (Шутка!) … Температура тридцать три градуса… Оболочка, пустая мертвая оболочка… Господи, помоги!

Анализ… Физраствор долой. Кровь. Гормоны… Температура – тридцать четыре градуса… Химия… Сосуды. Клеточная… Что ты говоришь, Кир? Что?