Слепой Орфей - Страница 7

Да! Прямо сейчас!

Стежень быстро спустился в подвал, в лабораторию, отворил толстую дверь морозильной камеры, вынул оттуда полиэтиленовый пакет, перенес его в антирадиационный шкаф и опустил прозрачную стенку. Индикатор внутри шкафа весело застрекотал. В пакете хранилась отрубленная конечность монстра.

Стежень помедлил минуту: постоял, подумал.

Риск был огромный. Ум говорил – «нет», интуиция говорила – «не делай»… Но…

Идет волна. Уже идет.

Будь у него время, Глеб нашел бы, с кем посоветоваться. Слава Богу, они с Димкой – не единственные Сермалевы птенцы. Но времени не было. Да и насчет птенцов – смешно. Сейчас Стежень мог рассчитывать только на себя. И на Бога.

Всунув руки в защитные, запрессованные в переднюю стенку рукавицы, Стежень развернул пакет, маленькой дисковой пилой отделил образец примерно в кубический сантиметр и вложил в мельницу. Подождал, пока шары изотрут образец в однородный порошок. Привычный звук мельницы успокаивал.

Полученный порошок Глеб перенес в фарфоровый стаканчик, добавил тридцать миллилитров оливкового масла, тщательно размешал и накрыл стаканчик пластинкой. Затем аккуратно упаковал конечность и вернул ее обратно в морозильник.

Взяв стеклянную палочку, которой размешивал взвесь, Стежень осторожно ее понюхал. Специфический запах сохранился, даже стал сильнее.

Глеб почти минуту глядел на коричневый налет на палочке и никак не решался… Но выбора не было. Сначала он должен сам …

– Помилуй, Господи… – пробормотал Глеб и поднес палочку к губам.

Ничего не произошло.

Взвесь оказалась горько-соленой, с резким привкусом.

И только.

Стежень облегченно вздохнул, выждал полминуты, чтобы совсем успокоиться, прихватил стаканчик и отправился в гостиную.

Грошний смотрел телевизор.

– Пойдем,– сказал Стежень.– Наверх, в кабинет.

– В какой? – спросил Дмитрий, поднимаясь.

Кабинетов у Стежня было два; один – для посетителей, престижный, второй – для дела.

– В рабочий,– ответил Глеб, пропуская Грошнего вперед.

Пока поднимались по лестнице, Стежень заметил: Дмитрия пошатывает. Но не от слабости. Что-то с координацией.

Рабочий кабинет Стежня отличался от гостиной, как горный ботинок – от модельной туфли. Самое надежное место в доме.

Глеб поставил стаканчик на письменный стол.

– Садись.

Дмитрий опустился в старое просторное кресло. Стежень – напротив, так, чтобы затылком чувствовать горящую под иконой лампадку, подумал: «Сказать или нет?»

Решил: не стоит. Взял стаканчик и протянул Дмитрию:

– Пей.

– Что это? – насторожился Грошний. И у него было чутье, тоже ведь Сермалев выученик, хоть и подрастратился на ерунду.

– Лекарство! – резко сказал ему Стежень.– Пей!

Дмитрий заглянул в стаканчик, понюхал и скривился…

«Узнает…» – подумал Глеб.

Не узнал. Грошний вздохнул, и одним глотком проглотил содержимое.

* * *

Уродливый лешак выперся из ствола и обугленным пнем торчал посреди тропы. Колдун выронил стремя, застыл на месте.

«Трус»,– брезгливо подумал витязь и движением колен послал жеребца вперед. Дробленый листвой свет играл на узком клинке у конского уха.

Без малейшего разбега, быстрей глаза, будто подброшенный пинком, урод прыгнул на всадника.

Но того недаром сызмала изнуряли воинским трудом.

– А-а-ахс… – пропел меч, и две половинки чудища упали на траву по обе стороны дрожащего коня.

– Так вот! – удовлетворенно воскликнул витязь, одним движением соскакивая с седла наземь.

Ведьмак попятился от него, и витязь усмехнулся. Сорвав пук вялой травы, он протер клинок на всякий случай – сталь даже не замутнилась,– вложил его в ножны и тронул сапогом перерубленное наискось тулово:

– Ну страхолюдина… – протянул с омерзением.

И тут судорога свела витязю спину.

Страшно закричав, он упал на траву, забился, брызжа слюной. Руки в толстых рукавицах молотили по земле, ноги быстро-быстро дергались, пропахивая борозды в рыхлой почве.

– Бедняк ты бедняк! – с искренней жалостью промолвил ведун, сунул руку за пазуху и вытянул нож с белой костяной ручкой.

Взмах – крик в горле витязя перешел в клекот, потом – в хрип и наконец затих. Затихло и тело.

Ведун тщательно обтер замаранный кровью нож и положил на траву.

– Добрый был бы воин,– сказал он, обращаясь то ли к себе, то ли к витязеву коню.

Жеребец подошел в хозяину, потрогал губами белое, сведенное спазмом лицо и фыркнул.

Ведун развязал суму, вынул оттуда засушенную тыковку и еще свинцовый, грубо отлитый сундучок. Взяв нож, отсек от мертвого чудища шмат с пол-ладони, ловко, лезвием, забросил в тыковку, тыковку заткнул и упрятал в сундучок.

– Сделал дело, гуляй… – пробормотал ведун сам себе и свистнул.

Мохноногая лошадка прибежала на зов. Ведун вскарабкался в седло и потрусил к оставленной челяди.

Небольшой отряд ждал, перегородив тропу.

Увидя колдуна, старшой, детина на крупной вороной кобыле, двинул навстречу. Бляхи на его панцыре сияли зерцалами, но рожа – мрачней тучи.

– Что? – спросил, приглушая голос.

– Сделано,– коротко ответил колдун.– Плата?

Старшой молча бросил мешочек. Губы воина кривились, брови хмурились грозно. Но пегобородый его и в грош не ставил.

– Слушай сюда! – сказал колдун.– Лешака не тронь. Ни железом, ни рукой не тронь. Забросай ветками и сожги. Место обозначь и вели, чтоб трижды семь лет обходили кругом. Господина своего можешь забрать. Чист.

– Мертв? – спросил старшой, вздрогнув.

Колдун не ответил.

Повернув лошаденку с тропы, поехал прямо в чащу. Казалось, ветки раздаются в сторону, пропуская его.